Проследим движение сюжета по самым важным эпизодам романа. В романе 28 глав.
Глава 1. Точно указывается начало действия — 20 мая 1859 года. Николай Петрович на постоялом дворе высматривает, не появится ли тарантас с сыном. Экспозиция №1: описание жизни и предков семьи Кирсановых. Отец обнимает сына.
Глава 2. Завязка №1: кроме сына, в тарантасе оказывается странная фигура. Это Базаров. Приводится его портрет и первая реплика: «Ну, поворачивайся, толстобородый», обращённая к кучеру. Меткость реплики подтверждает ямщик.
Глава 3. Главное в ней — рассказ Аркадия о Базарове, адресованный отцу и читателю. Обсуждаются проблемы хозяйствования в деревне. Мужики не платят оброка. Экспозиция №2: рассказ Николая Петровича о Фенечке и младенце, картины природы, воспоминания Аркадия. Глава, как и предыдущая, заканчивается репликой Базарова.
Глава 4. Дома, в имении. Описание и характеристика Павла Петровича. «Этот волосатый?» — вопрошает Павел Петрович, узнав, что Базаров — гость, и надолго. Действие начинает развиваться. Базаров даёт уничтожающую характеристику Павлу Петровичу как явлению архаическому. Обе главные фигуры предстоящего поединка выдвинуты вперёд. Завершают главу два контрастных описания — Павел Петрович сидит у камина глубоко за полночь, лицо его угрюмо, и не одни только воспоминания поглощают его. В задней комнатке Фенечка следит за спящим младенцем — совершенное изображение крестьянской мадонны.
Глава 5. Базаров приступает к делу: ловит в пруду лягушек. Мы узнаём, что Базаров умеет возбуждать уважение у простых людей и говорить с ними (важная фраза в разговоре с мальчишками: «барин говорит, что мы с тобой те же лягушки»). Основное в главе — разговор о нигилизме — начинается как разъяснения Аркадия и превращается в первый спор с ним Павла Петровича, резкий и непримиримый. Появляется Базаров с лягушками и тут же уходит. «В принсипы не верит, а в лягушек верит», — замечает вслед Павел Петрович.
Глава 6. Начинается и разгорается конфликт-спор уже между главными фигурами за тем же чайным столом. Тема — наука, немецкая и русская. Тайное раздражение Павла Петровича выходит наружу. Появляются базаровские афоризмы: «Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта». Всё более резко парирует Базаров реплики оппонента. «Ты его оскорбил!» — замечает Аркадий и, желая примирить стороны, обещает рассказать Базарову о своём замечательном дяде. Для Базарова найденный водяной жук важнее, но историю приходится выслушать.
Глава 7. История трагической и загадочной любви Павла Петровича, рассказанная автором, но законченная от лица Аркадия. Базаров отрицает и любовь, и ценность переживаний, а следовательно, личности Павла Петровича.
Глава 8. Павел Петрович и Фенечка. Старого холостяка привлекают и молодая мать, и младенец. Автор повествует о любви Николая Петровича и появлении его маленького сына. Павел Петрович возвращается к себе и в отчаянье бросается на диван, отгораживаясь от солнца жизни тяжёлой шторой.
Глава 9. Знакомство Базарова с Фенечкой. Они вызывают друг у друга симпатию, младенец на руках Базарова спокоен и весел. Базаров скептически высказывается о браке. В диалоге с Аркадием вырисовывается мировоззрение нигилиста. Афоризмы: «Важно то, что дважды два — четыре, остальное пустяки», «и природа пустяки… Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник». Завершается всё это тем, что Базаров смеётся над мелодией Шуберта: его забавляет то, что в 44 года в провинциальной глуши отец семейства может играть на виолончели. Аркадий начинает сердиться.
Глава 10. Описание результатов двухнедельного пребывания в Марьино. «Аркадий сибаритствовал, Базаров работал». Павел Петрович возненавидел Базарова всеми силами души, Фенечка и дворня к нему привыкли и полюбили, Николай Петрович тревожился за сына. Диалог Николая и Павла Петровича о Базарове: выясняется, что, с точки зрения гостя, а стало быть, и подпавшего под его влияние Аркадия, оба брата — «люди отставные», и «песенка их спета». «Ну, я так скоро не сдамся, — говорит старший. — У нас ещё будет схватка с этим лекарем, я это предчувствую». Схватка-спор разгорается в тот же день за вечерним чаем. «В теперешнее время полезнее всего отрицать — мы отрицаем. — Всё? — Всё. — Как? Не только искусство, поэзию… но и… страшно вымолвить… — Всё, — с невыразимым спокойствием повторил Базаров». Замечание Павла Петровича, что надобно и строить, Базаров парирует: «Сперва нужно место расчистить».
Глава 11 посвящена описанию переживаний Николая Петровича, его мучительным раздумьям о жизни и смерти. Базаров и Аркадий уезжают навестить родителей Базарова.
Главы 12 и 13 повествуют о жизни провинциального городка. Центральное место в них занимает описание персонажей, «подделывающихся» в угоду модным веяньям нигилизму Базарова, — Ситникова и Кукшиной. Это сатирические главы.
Глава 14. Завязка №2. На балу в городе *** появляется Одинцова. Её портрет дан глазами Аркадия. Он и рассказывает Одинцовой о Базарове, заметим, по её просьбе: дама заметила «нигилиста» и заинтересовалась им. Последовало приглашение посетить её на следующий день в гостинице, где она остановилась. Главу завершают несколько циничных высказываний Базарова об Одинцовой и женщинах вообще.
Из 28 глав романа мы проследили за передвижением фигур и развитием действия первых четырнадцати. В рубежной главе 14 обнаружилась вторая завязка. Аркадию и Базарову предстоит поездка к Одинцовой, а затем к родителям Базарова. Как видно, композиции романа присуща некая симметрия.
Роман Тургенева «Отцы и дети» в кратком содержании по главам будет полезен любому школьнику при подготовке к урокам литературы и экзаменам ОГЭ и ЕГЭ как по литературе, так и по русскому языку.
Главы 1-3
Роман начинается с того, что помещик Николай Петрович Кирсанов ожидает приезда сына в свое имение — Марьино. Действие происходит весной 1859 года. Когда Николай Петрович был молодым, многие считали, что он сможет стать хорошим военным, но этого не произошло из-за полученной им травмы. Окончив учебу в университете, он женился и поселился в поместье. Жена Николая Петровича умерла через десять лет после рождения сына Аркадия, и Кирсанов много занимался воспитанием мальчика. Когда настало время учиться, он отправил Аркадия в Петербург, прожив с ним там первые три года. Теперь сын должен навестить его в деревне, и Николай Петрович очень переживает перед встречей с повзрослевшим Аркадием; к тому же он приедет не один, а вместе с другом – Евгением Базаровым.
Аркадий представляет другу своего отца и говорит Николаю Петровичу, что Евгений – простой человек, и можно вести себя с ним естественно. Отец с сыном едут в коляске, а Базаров – в тарантасе.
Пожилой помещик очень рад встрече с сыном, постоянно хочет обняться с ним, из-за чего Аркадий чувствует себя немного смущенно и, чтобы не показать этого, ведет себя несколько развязно. Также молодой человек оборачивается в сторону друга, будто боясь, что Базарову слышны его вопросы о делах в имении и рассуждения о красотах природы. Николай Петрович сообщает, что никаких крупных изменений в жизни поместья, кроме того, что теперь с ним живет девушка Феня, нет. Он стесняется и говорит, что Феня может уехать, если сын против ее нахождения в доме; Аркадий не считает это необходимым. Отец и сын ощущают себя неловко и изменяют направление беседы. Молодой Кирсанов видит царящее везде запустение; он считает, что необходимы какие-то изменения, но не знает, какие конкретно. Потом мужчины вновь обсуждают великолепие природы; Николай Петрович начинает читать вслух стихотворение Пушкина, но тут появляется Базаров и просит у друга закурить. На протяжении всего оставшегося пути старший Кирсанов не произносит ни слова.
Главы 4-5
Около дома мужчин встречает лишь старый слуга и мельком показавшаяся девочка. Николай Петрович приглашает всех в гостиную и велит слуге подать обед туда. Там гости встречают опрятного пожилого человека, которым оказывается старший брат Николая – Павел Петрович; его ухоженный вид сильно контрастирует с неопрятным обликом Базарова. После знакомства молодые люди идут привести себя в порядок, а Павел Петрович в это время расспрашивает Николая о Базарове, вид которого вызвал в нем некоторую неприязнь. За обедом говорили мало, а после него сразу разошлись по своим комнатам. Евгений поделился с другом своими мыслями насчет его отца и дяди; потом они почти сразу уснули. Братья Кирсановы бодрствовали еще несколько часов: Николай размышлял о своем сыне, Павел о чем-то думал, глядя на каминный огонь. Фенечка же смотрела на своего малыша, отец которого – не кто иной, как Николай Петрович.
На следующее утро Базаров, проснувшийся раньше других, идет на прогулку; ему составляют компанию местные мальчишки, вместе с которыми он ловит лягушек. Остальные в это время собираются пить чай. Аркадий, зайдя к сказавшейся больной Фенечке, узнает, что у него есть маленький братик. Эта новость радует молодого человека, и он упрекает отца, не сообщившего ему о рождении сына. Николай Петрович и его брат удивляются отсутствию Базарова и задают Аркадию вопросы о его друге; он говорит, что Евгений – нигилист, то есть человек, не принимающий ничего на веру. Тут появляется сам Базаров и несет лягушек в комнату для дальнейших опытов.
Главы 6-7
Во время чаепития Павел Петрович спорит с Базаровым; мужчины отрицательно относятся друг к другу и не скрывают этого. Николай Петрович, пытаясь не довести дело до скандала, просит молодого человека помочь ему выбрать удобрения, и тот соглашается. Аркадий же рассказывает другу о Павле Петровиче, надеясь изменить его мнение о дяде. Оказывается, Павел Петрович был военным; ему прочили большую карьеру, но в 28 лет он влюбился в одну княгиню, которая была замужем за стариком. Характер у женщины был довольно ветреный, но это не мешало Павлу Петровичу любить ее. Однако их отношения не продлились долго; расставание очень огорчило мужчину, он бросил службу и на протяжении четырех лет ездил за любимой по разным странам. Потом он попытался продолжить карьеру, но вскоре узнал о том, что княгиня умерла. После этого Павел Петрович приехал к брату, который тоже остался вдовцом.
Главы 8-11
Николай Петрович познакомился с Фенечкой три года назад. Он познакомился с ней и ее матерью в трактире; дела у женщин были совсем плохи. Николай забрал их в свое поместье. После смерти матери Фенечки он стал жить вместе с девушкой, которая покорила его сердце.
После разговора с другом Базаров знакомится с Феней и ее сыном; он говорит, что если им понадобится медицинская помощь, они всегда могут к нему обратиться. Через некоторое время Евгений слышит игру Николая Кирсанова на виолончели и смеется. Аркадий не одобряет поведение друга.
Проходит две недели. За это время все обитатели имения привыкли к Базарову, однако Павел Петрович продолжает его ненавидеть. Как-то раз Николай Петрович подслушал разговор сына с другом, во время которого Евгений назвал Аркадия «отставным человеком», что было весьма обидно. Николай рассказал об этом брату. Вскоре за чаепитием случилась еще одна неприятная беседа, в ходе которой Базаров обвинил отца Аркадия в том, что он, подобно всем аристократам, живет без всякого смысла. Павел Петрович выразил несогласие с позицией молодого человека, сказав, что такие нигилисты, как Базаров, только ухудшают ситуацию в обществе. Возник серьезный спор; Евгений счел бессмысленным продолжение разговора и ушел. Вместе с ним удалился и Аркадий. Николай Петрович вспомнил, что однажды, будучи еще в возрасте своего сына, поругался с матерью, которая тоже не понимала его точку зрения. Теперь же он сам не может посмотреть на происходящее глазами молодых.
Главы 12-14
На следующий день Базаров с Аркадием уезжают в город в гости к давнему другу; там они получили приглашение на бал, а знакомый Евгения – Ситников – позвал приятелей в гости к Евдокии Кукшиной. У нее друзьям не понравилось; Евдокия оказалась неопрятной женщиной, совсем не слушающей собеседника.
На балу молодые люди знакомятся с Анной Сергеевной Одинцовой. Она обратила внимание на Аркадия, который рассказал девушке о своем друге; Одинцова пригласила их в гости. Базарову показалось, что Анна Сергеевна отличается от других женщин.
Главы 15-19
Вскоре друзья приехали к девушке в гости. Они узнают, что та шесть лет была замужем за богатым человеком; недавно он умер, оставив ей богатое наследство. Поведение Базарова в гостях было необычным, и говорил он намного больше, чем всегда. С Аркадием же Анна Сергеевна разговаривала как с младшим братом. На прощание она пригласила молодых людей в свое имение — Никольское. Там они познакомились с ее сестрой Катей. Анна Сергеевна часто гуляла в саду с Базаровым, и Аркадий испытывал некоторое чувство ревности.
Евгений влюбился в Одинцову, несмотря на то, что считал любовь ерундой. Его чувство было взаимным, но ни он, ни Анна Сергеевна не желали открыто признаваться в этом. Однажды Базаров встретил управляющего своего отца, который сообщил, что родители ждут возвращения Евгения и беспокоятся о нем. Он решает уехать и вскоре признается Одинцовой в любви, но она говорит: « Вы меня не поняли». Девушка считает, что ей будет спокойнее одной. На следующий день молодые люди уезжают; Аркадий думает, что Евгений очень изменился за время жизни в Никольском.
Главы 20-24
В имении Базаровых друзей встречают тепло и радушно. За обедом мать все время смотрела на сына, а отец рассказывал о делах поместья. Отец хотел поговорить с Евгением еще и после ужина, но тот отказался, сославшись на усталость; на самом деле молодой человек не смог уснуть до самого утра. Узнав о том, что сын снова уезжает, родители очень расстроились. После его отъезда Базаровы переживали, решив, что Евгений их бросил. На обратном пути молодые люди заезжают в Никольское; там им был оказан холодный прием, а у Анны Сергеевны был недовольный вид.
Аркадий с Евгением возвращаются в Марьино, где их приезд вызвал искреннюю радость. Базаров занялся опытами, а Аркадий – помощью отцу. Однако молодой Кирсанов часто думал об Одинцовых; однажды он находит переписку своей матери с матерью Одинцовой и под этим предлогом едет в Никольское, где ему оказывают теплый прием. Базаров в это время с головой уходит в опыты и отдаляется от всех обитателей имения, кроме Фенечки. Однажды в беседке он целует девушку в губы; Павел Петрович оказывается свидетелем произошедшего, но ничего не говорит. Евгений начинает ощущать неловкость; его мучает совесть. Вскоре Павел Петрович вызывает Базарова на дуэль; настоящую причину этого они не называют, говоря, что стреляются из-за политических разногласий. Во время дуэли Евгений ранит соперника в ногу.
Главы 25-28
После этого Базаров отправляется в имение своих родителей, но по пути решает посетить Никольское. Там у Аркадия складываются хорошие отношения с сестрой Анны Сергеевны – Катей. Она говорит, что на самом деле Аркадий добрый, но Базаров отрицательно на него влияет. Молодые пытаются признаться друг другу в любви, но Аркадий, испугавшись, уходит в свою комнату, где встречает Базарова. Евгений сообщает ему обо всем произошедшем в Марьино. Потом Базаров разговаривает с Одинцовой; они решают остаться друзьями.
Аркадий делает Кате предложение, и она соглашается. Базаров уезжает к родителям, перед этим сказав другу, что тот «не годится для решающих дел». Живя в родительском имении, Евгений помогает отцу и занимается лечением больных. Однажды, при вскрытии крестьянина, умершего от тифа, он поранился и заразился смертельной болезнью. Через некоторое время у молодого человека началась горячка. Он хочет увидеть Одинцову; когда девушка приезжает, Базаров делится с ней своими истинными чувствами, после чего умирает.
20 мая 1859 года помещик Николай Петрович Кирсанов ждал возвращения из Петербурга сына Аркадия: тот окончил университет в звании кандидата. Николай Петрович и Павел Петрович - сыновья боевого генерала 1812 года, рано умершего от удара. Мать тоже вскоре ушла из жизни, поэтому сыновьям пришлось самим устраиваться в жизни.
Павел стал военным, как и отец, а Николай женился на дочери чиновника и был счастлив в браке. Супруги все время проводили вместе: читали, гуляли, играли на фортепиано в четыре руки, растили сына. Но жена умерла после 10 лет счастливой жизни, а вдовец занялся хозяйственными преобразованиями и воспитывал сына.
II
Аркадий знакомит отца со своим приятелем Евгением Васильевичем Базаровым . Молодой человек был высок ростом, его худое лицо с широким лбом, зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвета выражало самоуверенность и ум. Волосы темно-белокурого цвета были густыми и длинными. Одет небрежно - в длинном балахоне с кистями. Аркадий уверяет отца, что Базаров - чудесный человек. Они с отцом садятся в коляску, а друг едет в тарантасе.
III
По дороге Аркадий расспрашивает отца о здоровье дяди, который тоже живет в имении Марьино, названном так Николаем Петровичем в честь умершей жены Марии, и рассказывает о своем друге. Он говорит, что Евгений занимается естественными науками и хочет сдать экзамены на доктора.
Отец сетует, что его мужики пьянствуют, плохо работают, оброк не платят. Он сообщает, что умерла няня Аркадия, а старый слуга Прокофьич еще жив. Перемен в Марьине почти нет, но Кирсанову пришлось продать лес, потому что нужны деньги. Аркадий видит, как все обветшало и требует явных перемен. Но возвращение домой наполняет его радостью. Через несколько минут оба экипажа останавливаются рядом с новым деревянным домом - это Марьино, или Новая Слободка, а у крестьян - Бобылий Хутор.
IV
Встречает Кирсановых только слуга Петр. Приходит Павел Петрович - дядя Аркадия. Даже в деревне он продолжает следовать английской моде, поэтому выходит в темном английском сьюте с модным низеньким галстуком, ноги в лаковых полусапожках. У него коротко подстриженные седые волосы и красивое лицо, особенно глаза. Кирсанов по-юношески строен. Он подает Аркадию красивую руку с ухоженными ногтями.
Дядя здоровается с племянником, пожав ему руку, а потом целует, то есть слегка прикасается душистыми усами к его щекам. Базарову он руки не подает, наоборот, убирает ее в карман. Молодые люди уходят «почиститься» с дороги, а Павел спрашивает у брата, кто «этот волосатый». После ужина Евгений говорит другу, что дядя у него чудаковат, а отец - «славный малый», но в хозяйстве ничего не смыслит. Молодые люди вскоре засыпают, а старшие Кирсановы долго не спят.
V
Рано утром Базаров уходит на болото за лягушками для опытов. Аркадий знакомится с Федосьей Николаевной, новой женой отца, и сводным братом Митей. Отцу неловко перед сыном, но Аркадий поддерживает его. У Павла Петровича с утра изящный костюм, он спрашивает у племянника, кто таков Базаров. Аркадий отвечает, что его приятель - нигилист. Братья решают, что это тот, кто ничему не верит, но Аркадий поправляет, что его друг не признает и не принимает никакие принципы на веру.
Федосья Николаевна приносит Павлу Петровичу какао в большой чашке. Она чувствует себя не слишком уверенно, но Аркадий подбадривает ее улыбкой. Приходит Базаров с мешком, полным лягушек, и идет переодеваться к завтраку.
VI
Во время завтрака между дядей Аркадия и молодым гостем начинается спор. Кирсанов говорит о роли искусства и естественных наук, и Евгений доказывает, что «порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта». Кирсанов возмущен бесцеремонностью сына уездного «лекаришки». Младший брат уводит разговор от опасной темы и просит советов по земледелию. Братья уходят, а Аркадий говорит, что Базаров оскорбил дядю. Он предлагает рассказать о жизни старшего Кирсанова, чтобы Евгений испытал к нему сочувствие.
VII
Получив домашнее воспитание, Павел Кирсанов стал офицером. Его ждала блестящая карьера, он был избалован женским вниманием, а мужчины втайне завидовали и мечтали уничтожить его. Но встреча с княгиней Р. стала для него роковой.
Эта светская дама была замужем, но сводила мужчин с ума. Кирсанов добился взаимности, но любовь княгини скоро прошла. Павел Петрович подал в отставку и преследовал ее за границей. После окончательного разрыва с княгиней он возвратился в Россию поседевшим и постаревшим. Проводил время за картами в клубе, а после ее смерти остался у брата в Марьине, так и не женившись.
VIII
Павел Петрович посещает Фенечку во флигеле. Она дочь бывшей экономки, умершей от холеры. Николай Петрович пожалел сироту, она стала его помощницей, а потом родила сына Митю, на которого и приходит посмотреть брат Кирсанова. Он смотрит на шестимесячного бутуза, пытается с ним поиграть, заметив очевидное сходство с Николаем Петровичем, который тут и является. А брат его идет к себе в комнату и с отчаяньем бросается на диван.
IX
Базаров тоже знакомится с Фенечкой, находя ее очень хорошенькой. Аркадий говорит, что отцу нужно оформить отношения с ней. Базаров считает отца не слишком хорошим хозяином: мужики его обманывают. Услышав, как сорокачетырехлетний отец семейства играет на виолончели, Базаров начинает хохотать, что коробит друга.
X
Жизнь в Марьине продолжается, даже к Базарову все привыкают. Только Павел Петрович не принимает его, считая плебеем. Молодой нигилист смущает и Николая Петровича: он случайно слышит, как тот назвал его «отставным человеком». Это обижает Кирсанова, и он говорит брату, что их песенка спета, но тот не хочет сдавать позиций - он еще вступит в «схватку с лекарем».
Вечером между ними разгорается спор. Кирсанов считает себя аристократом, ведь у него есть принципы. Базаров говорит, что от этого нет пользы обществу. Сейчас полезней всего отрицание. Аристократ Кирсанов возмущен: неужели нужно отрицать культуру, искусство, веру? Базаров утверждает: отрицать нужно все. Чтобы построить что-то новое, сначала «нужно место расчистить».
Кирсанов во время спора выходит из себя, а Базаров с холодной усмешкой прекращает спор. Приятели уходят, оставив «отцов» с невеселыми мыслями. Николай думает о том, что наследники дали понять: «Вы не из нашего поколения», а Павел остается в уверенности, что жизнь без принципов невозможна.
XI
После спора Николай Петрович погрузился в грустные размышления. Он ясно ощущает, что слишком стар, чувствует глубокую пропасть между ним и сыном. Брат не разделяет его переживаний. А молодые люди решают поехать на несколько дней в губернский город к знатному родственнику Кирсановых.
XII
Матвей Ильич Колязин, некогда попечитель братьев Кирсановых, встретил молодых людей радушно и предложил съездить с визитом к губернатору, а тот пригласил друзей к себе на бал. По дороге Базарова узнает Виктор Ситников, считающий себя его учеником. Он приглашает друзей к Евдокии Кукшиной - эмансипированной барышне, живущей неподалеку. Уверяет, что та накормит завтраком и напоит шампанским.
XIII
Авдотья Никитишна Кукшина встречает гостей, лежа на диване. В комнате царит беспорядок, да и сама хозяйка под стать: она считает себя «эмансипе», с мужчинами говорит жеманно, напрашивается на комплименты. Ситников с Евдокией ведут бессмысленный разговор, вставляя модные словечки. Базаров налегает на шампанское, а Кирсанов сравнивает обстановку с бедламом, и они с Евгением уходят. Ситников выскакивает следом.
XIV
Вскоре на балу у губернатора приятели видят Анну Сергеевну Одинцову - вдову, воспитывающую младшую сестру. Во время танца Аркадий успевает рассказать о своем друге, который ни во что не верит. Одинцова проявляет интерес и приглашает их на завтра к себе в гостиницу. Базарова эта женщина тоже не оставила равнодушным: он заявил, что она «на других баб не похожа», а потом довольно цинично высказался о ее «богатом теле», которое вполне можно поместить в анатомический театр.
XV
На другой день приятели приходят к Одинцовой. Анна и Катерина были дочерьми известного в прошлом красавца, афериста и игрока Сергея Локтева. Мать умерла рано, а сам Локтев проигрался окончательно и оставил детям небольшое наследство. В Анну влюбился Одинцов: он старше ее на двадцать пять лет, но она приняла предложение и шесть лет прожила в браке, забрав к себе младшую сестру. После смерти мужа она много путешествовала, но потом поселилась в любимом поместье Никольском. В городе о ней ходили всякие слухи, но Анна Сергеевна появлялась там редко и не придавала значения светскому мнению.
Молодая женщина встречает их в простом утреннем платье, приветливо здоровается. Дальше Кирсанов с удивлением замечает, что Базаров стремится занять разговором собеседницу и даже конфузится время от времени. Анна приглашает их к себе в Никольское.
XVI
Оказавшись в имении Одинцовой, друзья были слегка смущены строгим приемом, напоминающим министерские покои. Но знакомство с младшей сестрой Анны, Катериной Сергеевной, разрядило обстановку. Аркадий и Анна вспоминают его покойную мать, а Базаров от скуки рассматривает альбомы с живописью. Хозяйка предлагает о чем-нибудь поспорить, ведь она ужасная спорщица. Анна Сергеевна удивляется, как можно жить без художественного вкуса, но Базаров утверждает, что ему это не нужно, ведь он врач, а все больные для него одинаковы. Одинцова этого не принимает, ведь люди отличаются друг от друга. Базаров считает, что все пороки человека зависят от общественного устройства: если исправить общество, не будет и болезней.
Пришла тетушка Одинцовой, княжна Х…я, злобная старуха. На нее никто не обращал внимания, но обходились почтительно. Вечером Базаров играет в преферанс с Анной Сергеевной, и Аркадий вынужден находиться с Катей. Она играет для него сонату Моцарта, и Аркадий замечает, что Катя хороша собой. Анна вечером тоже думает о гостях, особенно о Евгении. Он понравился ей новизной взглядов и отсутствием позерства. С утра она зовет его «ботанизировать», а Аркадий вновь проводит время с Катей.
XVII
Пятнадцать дней прожили друзья у Одинцовой. Жизнь текла размеренно, и молодые люди обычно не виделись целый день. Как правило, Базаров уходил гулять с Анной, а Аркадий проводил время с Катей, но его это не тяготило. Вскоре Базаров чувствует, что его отношение к Одинцовой отличается от прежних его отношений с женщинами. Он все чаще представляет себе, как эта женщина будет принадлежать ему, и сознает романтика в самом себе.
Появляется Тимофеич (крепостной Базаровых) и рассказывает, как извелись родители, давно ожидая сына. Базаров использует этот предлог, для того чтобы покинуть Никольское и разобраться в своих чувствах. Накануне вечером он чуть не открывает своих чувств Анне.
XVIII
Утром Анна Сергеевна зовет Базарова к себе и продолжает прерванный накануне разговор, вынуждая его признаться в любви. Когда же Евгений бросается к ней, чтобы заключить в объятья, она говорит, что он не так понял ее. Оставшись одна, она заново переживает признание, испытывая даже чувство вины перед Базаровым, но решает, что спокойствие для нее все-таки дороже.
XIX
Одинцова чувствует себя неловко с Базаровым: она предлагает ему остаться, а он говорит, что остаться может только в качестве любимого человека. Появившийся Ситников разряжает обстановку. Вечером Евгений сообщает другу, что собрался к родителям. Аркадий предлагает поехать с ним. Следующим утром Анна Сергеевна прощается с Базаровым, но говорит, что они еще увидятся.
По дороге Аркадий отмечает, как осунулся и похудел его друг за эти дни. Евгений корит себя, что они глупо себя вели в женском обществе: нельзя позволять женщине завладеть даже кончиком пальца. Через двадцать пять верст, которые Аркадию показались «за целых пятьдесят», они добрались до небольшой деревеньки, где жили старики Базаровы.
ХХ
На крыльце приятелей встречает отец Базарова - Василий Иванович. Он пытается скрыть волнение и радость. А мать Арина Власьевна обнимает своего Енюшу, которого не видела три года. Базаров бережно отводит ее в небольшой скромный дом и по-мужски здоровается с отцом, бывшим военным лекарем. Аркадию отводят место в предбаннике, и не знают старики, чем потчевать дорогих гостей.
Евгений разговаривает с отцом о делах в имении, о его боевом прошлом, о том, как Василий Иванович лечит мужиков. Сын говорит полушутя, слегка подтрунивая над родителями, но Аркадий чувствует, что он их любит. Его мать очень набожная, мнительная, малообразованная женщина, верит в приметы и сны. Аркадию хорошо спится на мягком матрасе, а вот Базаров в эту ночь так и не уснул.
XXI
Поутру Аркадий долго беседует с Василием Ивановичем и понимает, что тот буквально боготворит сына. Но сын мается от скуки. Он не знает, чем ему заняться, поэтому при первом удобном случае срывается на Аркадия. Он рассуждает о смысле жизни, называет себя «самоломанным», но не терпит другого мнения. В итоге друзья чуть не подрались. На следующее утро молодежь уезжает, а старики горюют, ведь понимают, что сын вырос и живет своей жизнью.
XXII
По дороге они решили заехать к Одинцовой, но она встречает их холодно, и они вынуждены откланяться. В Марьине же все радуются приезду «молодых господ», даже Павел Петрович испытывает волнение. Дела его брата оставляют желать лучшего: мужики вовремя не платят оброк, ссорятся, пьют, а управляющий обленился и создает видимость работы.
Базаров берется за свои опыты, чтобы не думать об Одинцовой, а Аркадий, узнав о наличии писем матери Анны Сергеевны к его покойной матери, везет их в Никольское, чтобы вновь увидеться с Анной и … с Катей.
XXIII
Братья Кирсановы проявляют интерес к опытам Базарова, а он находит себе человека, с которым отводит душу. Это Фенечка, которая чувствует себя свободнее с Базаровым, чем с дворянами Кирсановыми, а она нравится ему своей непосредственностью, молодостью и красотой.
Как-то утром Базаров видит, что Фенечка разбирает в беседке розы. Они беседуют о науках, женской красоте, и Базаров просит подарить одну розу за врачебную помощь Мите. Они нюхают цветок, и Базаров целует Фенечку прямо в губы, свидетелем чего становится Павел Петрович.
XXIV
Через два часа Кирсанов-старший является в комнату Базарова с предложением стреляться на дуэли. Они договариваются на завтрашнее утро, чтобы никто не узнал. На роль секунданта берут слугу Петра. Базаров понимает, что Павел Петрович сам любит Фенечку.
Кирсанов приносит на дуэль пистолеты, а Евгений отсчитывает шаги. Кирсанов тщательно целится, но промахивается, а Базаров не целясь попадает в ногу Павла Петровича. Тот падает в обморок. Петр бежит за дрожками, на которых приезжает младший брат.
Мужчины объясняют причину дуэли политическими разногласиями, и Базаров уезжает. Павел Петрович в бреду вспоминает о княгине Р., на которую так похожа Фенечка. Он предлагает брату оформить брак с Федосьей Николаевной.
] на *** шоссе, барин лет сорока с небольшим, в запыленном пальто и клетчатых панталонах, у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатым пухом на подбородке и маленькими тусклыми глазенками.
Слуга, в котором все: и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы, и учтивые телодвижения, словом, все изобличало человека новейшего, усовершенствованного поколения, посмотрел снисходительно вдоль дороги и ответствовал: "Никак нет-с, не видать".
– Не видать? – повторил барин.
– Не видать, – вторично ответствовал слуга.
Барин вздохнул и присел на скамеечку. Познакомим с ним читателя, пока он сидит, подогнувши под себя ножки и задумчиво поглядывая кругом.
Зовут его Николаем Петровичем Кирсановым. У него в пятнадцати верстах от постоялого дворика хорошее имение в двести душ, или, как он выражается с тех пор, как размежевался с крестьянами и завел "ферму", – в две тысячи десятин земли. Отец его, боевой генерал 1812 года, полуграмотный, грубый, но не злой русский человек, всю жизнь свою тянул лямку, командовал сперва бригадой, потом дивизией и постоянно жил в провинции, где в силу своего чина играл довольно значительную роль. Николай Петрович родился на юге России, подобно старшему своему брату Павлу, о котором речь впереди, и воспитывался до четырнадцатилетнего возраста дома, окруженный дешевыми гувернерами, развязными, но подобострастными адъютантами и прочими полковыми и штабными личностями. Родительница его, из фамилии Колязиных, в девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова, принадлежала к числу "матушек-командирш", носила пышные чепцы и шумные шелковые платья, в церкви подходила первая ко кресту, говорила громко и много, допускала детей утром к ручке, на ночь их благословляла, – словом, жила в свое удовольствие. В качестве генеральского сына Николай Петрович – хотя не только не отличался храбростью, но даже заслужил прозвище трусишки – должен был, подобно брату Павлу, поступить в военную службу; но он переломил себе ногу в самый тот день, когда уже прибыло известие об его определении, и, пролежав два месяца в постели, на всю жизнь остался "хроменьким". Отец махнул на него рукой и пустил его по штатской. Он повез его в Петербург, как только ему минул восемнадцатый год, и поместил его в университет. Кстати, брат его о ту пору вышел офицером в гвардейский полк. Молодые люди стали жить вдвоем, на одной квартире, под отдаленным надзором двоюродного дяди с материнской стороны, Ильи Колязина, важного чиновника. Отец их вернулся к своей дивизии и к своей супруге и лишь изредка присылал сыновьям большие четвертушки серой бумаги, испещренные размашистым писарским почерком. На конце этих четвертушек красовались старательно окруженные "выкрутасами" слова: "Пиотр Кирсаноф, генерал-майор". В 1835 году Николай Петрович вышел из университета кандидатом, и в том же году генерал Кирсанов, уволенный в отставку за неудачный смотр, приехал в Петербург с женою на житье. Он нанял было дом у Таврического сада и записался в английский клуб, но внезапно умер от удара. Агафоклея Кузьминишна скоро за ним последовала: она не могла привыкнуть к глухой столичной жизни; тоска отставного существованья ее загрызла. Между тем Николай Петрович успел, еще при жизни родителей и к немалому их огорчению, влюбиться в дочку чиновника Преполовенского, бывшего хозяина его квартиры, миловидную и, как говорится, развитую девицу: она в журналах читала серьезные статьи в отделе "Наук". Он женился на ней, как только минул срок траура, и, покинув министерство уделов, куда по протекции отец его записал, блаженствовал со своею Машей сперва на даче около Лесного института, потом в городе, в маленькой и хорошенькой квартире, с чистою лестницей и холодноватою гостиной, наконец – в деревне, где он поселился окончательно и где у него в скором времени родился сын Аркадий. Супруги жили очень хорошо и тихо: они почти никогда не расставались, читали вместе, играли в четыре руки на фортепьяно, пели дуэты; она сажала цветы и наблюдала за птичьим двором, он изредка ездил на охоту и занимался хозяйством, а Аркадий рос да рос – тоже хорошо и тихо. Десять лет прошло как сон. В 47-м году жена Кирсанова скончалась. Он едва вынес этот удар, поседел в несколько недель; собрался было за границу, чтобы хотя немного рассеяться... но тут настал 48-й год. Он поневоле вернулся в деревню и после довольно продолжительного бездействия занялся хозяйственными преобразованиями. В 55-м году он повез сына в университет; прожил с ним три зимы в Петербурге, почти никуда не выходя и стараясь заводить знакомства с молодыми товарищами Аркадия. На последнюю зиму он приехать не мог, – и вот мы видим его в мае месяце 1859 года, уже совсем седого, пухленького и немного сгорбленного: он ждет сына, получившего, как некогда он сам, звание кандидата.
Слуга, из чувства приличия, а может быть, и не желая остаться под барским глазом, зашел под ворота и закурил трубку. Николай Петрович поник головой и начал глядеть на ветхие ступеньки крылечка: крупный пестрый цыпленок степенно расхаживал по ним, крепко стуча своими большими желтыми ногами; запачканная кошка недружелюбно посматривала на него, жеманно прикорнув на перила. Солнце пекло; из полутемных сеней постоялого дворика несло запахом теплого ржаного хлеба. Замечтался наш Николай Петрович. "Сын... кандидат... Аркаша..." – беспрестанно вертелось у него в голове; он пытался думать о чем-нибудь другом, и опять возвращались те же мысли. Вспомнилась ему покойница-жена... "Не дождалась!" – шепнул он уныло... Толстый сизый голубь прилетел на дорогу и поспешно отправился пить в лужицу возле колодца. Николай Петрович стал глядеть на него, а ухо его уже ловило стук приближающихся колес...
– Никак они едут-с, – доложил слуга, вынырнув из-под ворот.
Николай Петрович вскочил и устремил глаза вдоль дороги. Показался тарантас, запряженный тройкой ямских лошадей; в тарантасе мелькнул околыш студентской фуражки, знакомый очерк дорогого лица...
– Аркаша! Аркаша! – закричал Кирсанов, и побежал, и замахал руками... Несколько мгновений спустя его губы уже прильнули к безбородой, запыленной и загорелой щеке молодого кандидата.
– Дай же отряхнуться, папаша, – говорил несколько сиплым от дороги, но звонким юношеским голосом Аркадий, весело отвечая на отцовские ласки, – я тебя всего запачкаю.
– Ничего, ничего, – твердил, умиленно улыбаясь, Николай Петрович и раза два ударил рукою по воротнику сыновней шинели и по собственному пальто. – Покажи-ка себя, покажи-ка, – прибавил он, отодвигаясь, и тотчас же пошел торопливыми шагами к постоялому двору, приговаривая: "Вот сюда, сюда, да лошадей поскорее".
Николай Петрович казался гораздо встревоженнее своего сына; он словно потерялся немного, словно робел. Аркадий остановил его.
– Папаша, – сказал он, – позволь познакомить тебя с моим добрым приятелем, Базаровым, о котором я тебе так часто писал. Он так любезен, что согласился погостить у нас.
Николай Петрович быстро обернулся и, подойдя к человеку высокого роста в длинном балахоне с кистями, только что вылезшему из тарантаса, крепко стиснул его обнаженную красную руку, которую тот не сразу ему подал.
– Душевно рад, – начал он, – и благодарен за доброе намерение посетить нас; надеюсь... позвольте узнать ваше имя и отчество?
– Евгений Васильев, – отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосом и, отвернув воротник балахона, показал Николаю Петровичу все свое лицо. Длинное и худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум.
– Надеюсь, любезнейший Евгений Васильич, что вы не соскучитесь у нас, – продолжал Николай Петрович.
Тонкие губы Базарова чуть тронулись; но он ничего не отвечал и только приподнял фуражку. Его темно-белокурые волосы, длинные и густые, не скрывали крупных выпуклостей просторного черепа.
– Так как же, Аркадий, – заговорил опять Николай Петрович, оборачиваясь к сыну, – сейчас закладывать лошадей, что ли? Или вы отдохнуть хотите?
– Дома отдохнем, папаша; вели закладывать.
– Сейчас, сейчас, – подхватил отец. – Эй, Петр, слышишь? Распорядись, братец, поживее.
Петр, который в качестве усовершенствованного слуги не подошел к ручке барича, а только издали поклонился ему, снова скрылся под воротами.
– Я здесь с коляской, но и для твоего тарантаса есть тройка, – хлопотливо говорил Николай Петрович, между тем как Аркадий пил воду из железного ковшика, принесенного хозяйкой постоялого двора, а Базаров закурил трубку и подошел к ямщику, отпрягавшему лошадей, – только коляска двухместная, и вот я не знаю, как твой приятель...
– Он в тарантасе поедет, – перебил вполголоса Аркадий. – Ты с ним, пожалуйста, не церемонься. Он чудесный малый, такой простой – ты увидишь.
Кучер Николая Петровича вывел лошадей.
– Ну, поворачивайся, толстобородый! – обратился Базаров к ямщику.
– Слышь, Митюха, – подхватил другой тут же стоявший ямщик с руками, засунутыми в задние прорехи тулупа, – барин-то тебя как прозвал? Толстобородый и есть.
Митюха только шапкой тряхнул и потащил вожжи с потной коренной.
– Живей, живей, ребята, подсобляйте, – воскликнул Николай Петрович, – на водку будет!
В несколько минут лошади были заложены; отец с сыном поместились в коляске; Петр взобрался на козлы; Базаров вскочил в тарантас, уткнулся головой в кожаную подушку – и оба экипажа покатили.
– Так вот как, наконец ты кандидат и домой приехал, – говорил Николай Петрович, потрогивая Аркадия то по плечу, то по колену. – Наконец!
– А что дядя? здоров? – спросил Аркадий, которому, несмотря на искреннюю, почти детскую радость, его наполнявшую, хотелось поскорее перевести разговор с настроения взволнованного на обыденное.
– Здоров. Он хотел было выехать со мной к тебе навстречу, да почему-то раздумал.
– А ты долго меня ждал? – спросил Аркадий.
– Да часов около пяти.
– Добрый папаша!
Аркадий живо повернулся к отцу и звонко поцеловал его в щеку. Николай Петрович тихонько засмеялся.
– Какую я тебе славную лошадь приготовил! – начал он, – ты увидишь. И комната твоя оклеена обоями.
– А для Базарова комната есть?
– Найдется и для него.
– Пожалуйста, папаша, приласкай его. Я не могу тебе выразить, до какой степени я дорожу его дружбой.
– Ты недавно с ним познакомился?
– Недавно.
– То-то прошлою зимой я его не видал. Он чем занимается?
– Главный предмет его – естественные науки. Да он все знает. Он в будущем году хочет держать на доктора.
– А! он по медицинскому факультету, – заметил Николай Петрович и помолчал. – Петр, – прибавил он и протянул руку, – это никак наши мужики едут?
Петр глянул в сторону, куда указывал барин. Несколько телег, запряженных разнузданными лошадьми, шибко катились по узкому проселку. В каждой телеге сидело по одному, много по два мужика в тулупах нараспашку.
– Точно так-с, – промолвил Петр.
– Куда это они едут, в город, что ли?
– Полагать надо, что в город. В кабак, – прибавил он презрительно и слегка наклонился к кучеру, как бы ссылаясь на него. Но тот даже не пошевельнулся: это был человек старого закала, не разделявший новейших воззрений.
– Хлопоты у меня большие с мужиками в нынешнем году, – продолжал Николай Петрович, обращаясь к сыну. – Не платят оброка. Что ты будешь делать?
– А своими наемными работниками ты доволен?
– Да, – процедил сквозь зубы Николай Петрович. – Подбивают их, вот что беда; ну, и настоящего старания все еще нету. Сбрую портят. Пахали, впрочем, ничего. Перемелется – мука будет. Да разве тебя теперь хозяйство занимает?
– Тени нет у вас, вот что горе, – заметил Аркадий, не отвечая на последний вопрос.
– Я с северной стороны над балконом большую маркизу приделал, – промолвил Николай Петрович, – теперь и обедать можно на воздухе.
– Что-то на дачу больно похоже будет... а впрочем, это все пустяки. Какой зато здесь воздух! Как славно пахнет! Право, мне кажется, нигде в мире так не пахнет, как в здешних краях! Да и небо здесь...
Аркадий вдруг остановился, бросил косвенный взгляд назад и умолк.
– Конечно, – заметил Николай Петрович, – ты здесь родился, тебе все должно казаться здесь чем-то особенным...
– Ну, папаша, это все равно, где бы человек ни родился.
– Однако...
– Нет, это совершенно все равно.
Николай Петрович посмотрел сбоку на сына, и коляска проехала с полверсты, прежде чем разговор возобновился между ними.
– Не помню, писал ли я тебе, – начал Николай Петрович, – твоя бывшая нянюшка, Егоровна, скончалась.
– Неужели? Бедная старуха! А Прокофьич жив?
– Жив и нисколько не изменился. Все так же брюзжит. Вообще ты больших перемен в Марьине не найдешь.
– Приказчик у тебя все тот же?
– Вот разве что приказчика я сменил. Я решился не держать больше у себя вольноотпущенных, бывших дворовых, или по крайней мере, не поручать им никаких должностей, где есть ответственность. (Аркадий указал глазами на Петра.) Il est libre, en effet, {Он в самом деле вольный (франц.).} – заметил вполголоса Николай Петрович, – но ведь он – камердинер. Теперь у меня приказчик из мещан: кажется, дельный малый. Я ему назначил двести пятьдесят рублей в год. Впрочем, – прибавил Николай Петрович, потирая лоб и брови рукою, что у него всегда служило признаком внутреннего смущения, – я тебе сейчас сказал, что ты не найдешь перемен в Марьине... Это не совсем справедливо. Я считаю своим долгом предварить тебя, хотя...
Он запнулся на мгновенье и продолжал уже по-французски.
– Строгий моралист найдет мою откровенность неуместною, но, во-первых, это скрыть нельзя, а во-вторых, тебе известно, у меня всегда были особенные принципы насчет отношений отца к сыну. Впрочем, ты, конечно, будешь вправе осудить меня. В мои лета... Словом, эта... эта девушка, про которую ты, вероятно, уже слышал...
– Фенечка? – развязно спросил Аркадий.
Николай Петрович покраснел.
– Не называй ее, пожалуйста, громко... Ну, да... она теперь живет у меня. Я ее поместил в доме... там были две небольшие комнатки. Впрочем, это все можно переменить.
– Помилуй, папаша, зачем?
– Твой приятель у нас гостить будет... неловко...
– Насчет Базарова ты, пожалуйста, не беспокойся. Он выше всего этого.
– Ну, ты, наконец, – проговорил Николай Петрович. – Флигелек-то плох – вот беда.
– Помилуй, папаша, – подхватил Аркадий, – ты как будто извиняешься; как тебе не совестно.
– Конечно, мне должно быть совестно, – отвечал Николай Петрович, все более и более краснея.
– Полно, папаша, полно, сделай одолжение! – Аркадий ласково улыбнулся. "В чем извиняется!" – подумал он про себя, и чувство снисходительной нежности к доброму и мягкому отцу, смешанное с ощущением какого-то тайного превосходства, наполнило его душу. – Перестань, пожалуйста, – повторил он еще раз, невольно наслаждаясь сознанием собственной развитости и свободы.
Николай Петрович глянул на него из-под пальцев руки, которою он продолжал тереть себе лоб, и что-то кольнуло его в сердце... Но он тут же обвинил себя.
– Вот это уж наши поля пошли, – проговорил он после долгого молчания.
– А это впереди, кажется, наш лес? – спросил Аркадий.
– Да, наш. Только я его продал. В нынешнем году его сводить будут.
– Зачем ты его продал?
– Деньги были нужны; притом же эта земля отходит к мужикам.
– Которые тебе оброка не платят?
– Это уж их дело, а впрочем, будут же они когда-нибудь платить.
– Жаль леса, – заметил Аркадий и стал глядеть кругом.
Места, по которым они проезжали, не могли назваться живописными. Поля, все поля, тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь снова; кое-где виднелись небольшие леса, и, усеянные редким и низким кустарником, вились овраги, напоминая глазу их собственное изображение на старинных планах екатерининского времени. Попадались и речки с обрытыми берегами, и крошечные пруды с худыми плотинами, и деревеньки с низкими избенками под темными, часто до половины разметанными крышами, и покривившиеся молотильные сарайчики с плетенными из хвороста стенами и зевающими воротищами возле опустелых гумен, и церкви, то кирпичные с отвалившеюся кое-где штукатуркой, то деревянные с наклонившимися крестами и разоренными кладбищами. Сердце Аркадия понемногу сжималось. Как нарочно, мужички встречались все обтерханные, на плохих клячонках; как нищие в лохмотьях, стояли придорожные ракиты с ободранною корой и обломанными ветвями; исхудалые, шершавые, словно обглоданные, коровы жадно щипали траву по канавам. Казалось, они только что вырвались из чьих-то грозных, смертоносных когтей – и, вызванный жалким видом обессиленных животных, среди весеннего красного дня вставал белый призрак безотрадной, бесконечной зимы с ее метелями, морозами и снегами... "Нет, – подумал Аркадий, – небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему так остаться, преобразования необходимы... но как их исполнить, как приступить?.."
Так размышлял Аркадий... а пока он размышлял, весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка, все – деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени еще низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых ее волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления... Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял.
– Теперь уж недалеко, – заметил Николай Петрович, – вот стоит только на эту горку подняться, и дом будет виден. Мы заживем с тобой на славу, Аркаша; ты мне помогать будешь по хозяйству, если только это тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли?
– Конечно, – промолвил Аркадий, – но что за чудный день сегодня!
– Для твоего приезда, душа моя. Да, весна в полном блеске. А впрочем, я согласен с Пушкиным – помнишь, в Евгении Онегине:
Как грустно мне твое явленье,
Весна, весна, пора любви!
Какое...
– Аркадий! – раздался из тарантаса голос Базарова, – пришли мне спичку, нечем трубку раскурить.
Николай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было слушать его не без некоторого изумления, но и не без сочувствия, поспешил достать из кармана серебряную коробочку со спичками и послал ее Базарову с Петром.
– Хочешь сигарку? – закричал опять Базаров.
– Давай, – отвечал Аркадий.
Петр вернулся к коляске и вручил ему вместе с коробочкой толстую черную сигарку, которую Аркадий немедленно закурил, распространяя вокруг себя такой крепкий и кислый запах заматерелого табаку, что Николай Петрович, отроду не куривший, поневоле, хотя незаметно, чтобы не обидеть сына, отворачивал нос.
Четверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом нового деревянного дома, выкрашенного серою краской и покрытого железною красною крышей. Это и было Марьино, Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованью, Бобылий хутор.
Толпа дворовых не высыпала на крыльцо встречать господ; показалась всего одна девочка лет двенадцати, а вслед за ней вышел из дому молодой парень, очень похожий на Петра, одетый в серую ливрейную куртку с белыми гербовыми пуговицами, слуга Павла Петровича Кирсанова. Он молча отворил дверцу коляски и отстегнул фартук тарантаса. Николай Петрович с сыном и с Базаровым отправились через темную и почти пустую залу, из-за двери которой мелькнуло молодое женское лицо, в гостиную, убранную уже в новейшем вкусе.
– Вот мы и дома, – промолвил Николай Петрович, снимая картуз и встряхивая волосами. – Главное, надо теперь поужинать и отдохнуть.
– Поесть действительно не худо, – заметил, потягиваясь, Базаров и опустился на диван.
– Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее. – Николай Петрович без всякой видимой причины потопал ногами. – Вот кстати и Прокофьич.
Вошел человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он осклабился, подошел к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и положил руки за спину.
– Вот он, Прокофьич, – начал Николай Петрович, – приехал к нам наконец... Что? как ты его находишь?
– В лучшем виде-с, – проговорил старик и осклабился опять, но тотчас же нахмурил свои густые брови. – На стол накрывать прикажете? – проговорил он внушительно.
– Да, да, пожалуйста. Но не пройдете ли вы сперва в вашу комнату, Евгений Васильич?
– Нет, благодарствуйте, незачем. Прикажите только чемоданишко мой туда стащить да вот эту одёженку, – прибавил он, снимая с себя свой балахон.
– Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как бы с недоумением, взял обеими руками базаровскую "одёженку" и, высоко подняв ее над головою, удалился на цыпочках.) А ты, Аркадий, пойдешь к себе на минутку?
– Да, надо почиститься, – отвечал Аркадий и направился было к дверям, но в это мгновение вошел в гостиную человек среднего роста, одетый в темный английский сьют, модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов.
Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, – руку, казавшуюся еще красивей от снежной белизны рукавчика, застегнутого одиноким крупным опалом, и подал ее племяннику. Совершив предварительно европейское "shake hands" {рукопожатие (англ.).}, он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щек, и проговорил: "Добро пожаловать".
Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не подал и даже положил ее обратно в карман.
– Я уже думал, что вы не приедете сегодня, – заговорил он приятным голосом, любезно покачиваясь, подергивая плечами и показывая прекрасные белые зубы. – Разве что на дороге случилось?
– Ничего не случилось, – отвечал Аркадий, – так, замешкались немного. Зато мы теперь голодны, как волки. Поторопи Прокофьича, папаша, а я сейчас вернусь.
– Постой, я с тобой пойду, – воскликнул Базаров, внезапно порываясь с дивана. Оба молодые человека вышли.
– Кто сей? – спросил Павел Петрович.
– Приятель Аркаши, очень, по его словам, умный человек.
– Он у нас гостить будет?
– Да.
– Этот волосатый?
– Ну да.
Павел Петрович постучал ногтями по столу.
– Я нахожу, что Аркадий s"est degourdi {стал развязнее (франц.).}, – заметил он. – Я рад его возвращению.
За ужином разговаривали мало. Особенно Базаров почти ничего не говорил, но ел много. Николай Петрович рассказывал разные случаи из своей, как он выражался фермерской жизни, толковал о предстоящих правительственных мерах, о комитетах, о депутатах, о необходимости заводить машины и т.д. Павел Петрович медленно похаживал взад и вперед по столовой (он никогда не ужинал), изредка отхлебывая из рюмки, наполненной красным вином, и еще реже произнося какое-нибудь замечание или скорее восклицание, вроде "а! эге! гм!". Аркадий сообщил несколько петербургских новостей, но он ощущал небольшую неловкость, ту неловкость, которая обыкновенно овладевает молодым человеком, когда он только что перестал быть ребенком и возвратился в место, где привыкли видеть и считать его ребенком. Он без нужды растягивал свою речь, избегал слова "папаша" и даже раз заменил его словом "отец", произнесенным, правда, сквозь зубы; с излишнею развязностью налил себе в стакан гораздо больше вина, чем самому хотелось, и выпил все вино. Прокофьич не спускал с него глаз и только губами пожевывал. После ужина все тотчас разошлись.
– А чудаковат у тебя дядя, – говорил Аркадию Базаров, сидя в халате возле его постели и насасывая короткую трубочку. – Щегольство какое в деревне, подумаешь! Ногти-то, ногти, хоть на выставку посылай!
– Да ведь ты не знаешь, – ответил Аркадий, – ведь он львом был в свое время. Я когда-нибудь расскажу тебе его историю. Ведь он красавцем был, голову кружил женщинам.
– Да, вот что! По старой, значит, памяти. Пленять-то здесь, жаль, некого. Я все смотрел: этакие у него удивительные воротнички, точно каменные, и подбородок так аккуратно выбрит. Аркадий Николаич, ведь это смешно?
– Пожалуй; только он, право, хороший человек.
– Архаическое явление! А отец у тебя славный малый. Стихи он напрасно читает и в хозяйстве вряд ли смыслит, но он добряк.
– Отец у меня золотой человек.
– Заметил ли ты, что он робеет?
Аркадий качнул головою, как будто он сам не робел.
– Удивительное дело, – продолжал Базаров, – эти старенькие романтики! Разовьют в себе нервную систему до раздражения... ну, равновесие и нарушено. Однако прощай! В моей комнате английский рукомойник, а дверь не запирается. Все-таки это поощрять надо – английские рукомойники, то есть прогресс!
Базаров ушел, а Аркадием овладело радостное чувство. Сладко засыпать в родимом доме, на знакомой постеле, под одеялом, над которым трудились любимые руки, быть может руки нянюшки, те ласковые, добрые и неутомимые руки. Аркадий вспомнил Егоровну, и вздохнул, и пожелал ей царствия небесного... О себе он не молился.
И он и Базаров заснули скоро, но другие лица в доме долго еще не спали. Возвращение сына взволновало Николая Петровича. Он лег в постель, но не загасил свечки и, подперши рукою голову, думал долгие думы. Брат его сидел далеко за полночь в своем кабинете, на широком гамбсовом кресле, перед камином, в котором слабо тлел каменный уголь. Павел Петрович не разделся, только китайские красные туфли без задков сменили на его ногах лаковые полусапожки. Он держал в руках последний нумер Galignani, но он не читал; он глядел пристально в камин, где, то замирая, то вспыхивая, вздрагивало голубоватое пламя... Бог знает, где бродили его мысли, но не в одном только прошедшем бродили они: выражение его лица было сосредоточенно и угрюмо, чего не бывает, когда человек занят одними воспоминаниями. А в маленькой задней комнатке, на большом сундуке, сидела, в голубой душегрейке и с наброшенным белым платком на темных волосах, молодая женщина, Фенечка, и то прислушивалась, то дремала, то посматривала на растворенную дверь, из-за которой виднелась детская кроватка и слышалось ровное дыхание спящего ребенка.
На другое утро Базаров раньше всех проснулся и вышел из дома. "Эге! – подумал он, посмотрев кругом, – местечко-то неказисто". Когда Николай Петрович размежевался с своими крестьянами, ему пришлось отвести под новую усадьбу десятины четыре совершенно ровного и голого поля. Он построил дом, службы и ферму, разбил сад, выкопал пруд и два колодца; но молодые деревца плохо принимались, в пруде воды набралось очень мало, и колодцы оказались солонковатого вкуса. Одна только беседка из сирени и акаций порядочно разрослась; в ней иногда пили чай и обедали. Базаров в несколько минут обегал все дорожки сада, зашел на скотный двор, на конюшню, отыскал двух дворовых мальчишек, с которыми тотчас свел знакомство, и отправился с ними в небольшое болотце, с версту от усадьбы, за лягушками.
– На что тебе лягушки, барин? – спросил его один из мальчиков.
– А вот на что, – отвечал ему Базаров, который владел особенным уменьем возбуждать к себе доверие в людях низших, хотя он никогда не потакал им и обходился с ними небрежно, – я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается; а так как мы с тобой те же лягушки, только что на ногах ходим, я и буду знать, что и у нас внутри делается.
– Да на что тебе это?
– А чтобы не ошибиться, если ты занеможешь и мне тебя лечить придется.
– Разве ты дохтур?
– Да.
– Васька, слышь, барин говорит, что мы с тобой те же лягушки. Чудно!
– Я их боюсь, лягушек-то, – заметил Васька, мальчик лет семи, с белою, как лен, головою, в сером казакине с стоячим воротником и босой.
– Чего бояться? разве они кусаются?
– Ну, полезайте в воду, философы, – промолвил Базаров.
Между тем Николай Петрович тоже проснулся и отправился к Аркадию, которого застал одетым. Отец и сын вышли на террасу, под навес маркизы; возле перил, на столе, между большими букетами сирени, уже кипел самовар. Явилась девочка, та самая, которая накануне первая встретила приезжих на крыльце, и тонким голосом проговорила:
– Федосья Николаевна не совсем здоровы, прийти не могут; приказали вас спросить, вам самим угодно разлить чай или прислать Дуняшу?
– Я сам разолью, сам, – поспешно подхватил Николай Петрович. – Ты, Аркадий, с чем пьешь чай, со сливками или с лимоном?
– Со сливками, – отвечал Аркадий и, помолчав немного, вопросительно произнес: – Папаша?
Николай Петрович с замешательством посмотрел на сына.
– Что? – промолвил он.
Аркадий опустил глаза.
– Извини, папаша, если мой вопрос тебе покажется неуместным, – начал он, – но ты сам, вчерашнею своею откровенностью, меня вызываешь на откровенность... ты не рассердишься?..
– Говори.
– Ты мне даешь смелость спросить тебя... Не оттого ли Фен... не оттого ли она не приходит сюда чай разливать, что я здесь?
Николай Петрович слегка отвернулся.
– Может быть, – проговорил он наконец, – она предполагает... она стыдится...
Аркадий быстро вскинул глазами на отца.
– Напрасно ж она стыдится. Во-первых, тебе известен мой образ мыслей (Аркадию очень было приятно произнести эти слова), а во-вторых – захочу ли я хоть на волос стеснять твою жизнь, твои привычки? Притом, я уверен, ты не мог сделать дурной выбор; если ты позволил ей жить с тобой под одною кровлей, стало быть она это заслуживает: во всяком случае, сын отцу не судья, и в особенности я, и в особенности такому отцу, который, как ты, никогда и ни в чем не стеснял моей свободы.
Голос Аркадия дрожал сначала: он чувствовал себя великодушным, однако в то же время понимал, что читает нечто вроде наставления своему отцу; но звук собственных речей сильно действует на человека, и Аркадий произнес последние слова твердо, даже с эффектом.
– Спасибо, Аркаша, – глухо заговорил Николай Петрович, и пальцы его опять заходили по бровям и по лбу. – Твои предположения действительно справедливы. Конечно, если б эта девушка не стоила... Это не легкомысленная прихоть. Мне неловко говорить с тобой об этом; но ты понимаешь, что ей трудно было прийти сюда при тебе, особенно в первый день твоего приезда.
– В таком случае я сам пойду к ней, – воскликнул Аркадий с новым приливом великодушных чувств и вскочил со стула. – Я ей растолкую, что ей нечего меня стыдиться.
Николай Петрович тоже встал.
– Аркадий, – начал он, – сделай одолжение... как же можно... там... Я тебя не предварил...
Но Аркадий уже не слушал его и убежал с террасы. Николай Петрович посмотрел ему вслед и в смущенье опустился на стул. Сердце его забилось... Представилась ли ему в это мгновение неизбежная странность будущих отношений между им и сыном, сознавал ли он, что едва ли не большее бы уважение оказал ему Аркадий, если б он вовсе не касался этого дела, упрекал ли он самого себя в слабости – сказать трудно; все эти чувства были в нем, но в виде ощущений – и то неясных; а с лица не сходила краска, и сердце билось.
Послышались торопливые шаги, и Аркадий вошел на террасу.
– Мы познакомились, отец! – воскликнул он с выражением какого-то ласкового и доброго торжества на лице. – Федосья Николаевна точно сегодня не совсем здорова и придет попозже. Но как же ты не сказал мне, что у меня есть брат? Я бы уже вчера вечером его расцеловал, как я сейчас расцеловал его.
Николай Петрович хотел что-то вымолвить, хотел подняться и раскрыть объятия... Аркадий бросился ему на шею.
– Что это? опять обнимаетесь? – раздался сзади их голос Павла Петровича.
Отец и сын одинаково обрадовались появлению его в эту минуту; бывают положения трогательные, из которых все-таки хочется поскорее выйти.
– Чему ж ты удивляешься? – весело заговорил Николай Петрович. – В кои-то веки дождался я Аркаши... Я со вчерашнего дня и насмотреться на него не успел.
– Я вовсе не удивляюсь, – заметил Павел Петрович, – я даже сам не прочь с ним обняться.
Аркадий подошел к дяде и снова почувствовал на щеках своих прикосновение его душистых усов. Павел Петрович присел к столу. На нем был изящный утренний, в английском вкусе, костюм; на голове красовалась маленькая феска. Эта феска и небрежно повязанный галстучек намекали на свободу деревенской жизни; но тугие воротнички рубашки, правда не белой, а пестренькой, как оно и следует для утреннего туалета, с обычною неумолимостью упиралась в выбритый подбородок.
– Где же новый твой приятель? – спросил он Аркадия.
– Его дома нет; он обыкновенно встает рано и отправляется куда-нибудь. Главное, не надо обращать на него внимания: он церемоний не любит.
– Да, это заметно. – Павел Петрович начал, не торопясь, намазывать масло на хлеб. – Долго он у нас прогостит?
– Как придется. Он заехал сюда по дороге к отцу.
– А отец его где живет?
– В нашей же губернии, верст восемьдесят отсюда. У него там небольшое именьице. Он был прежде полковым доктором.
– Тэ-тэ-тэ-тэ... То-то я все себя спрашивал: где слышал я эту фамилию: Базаров?.. Николай, помнится, в батюшкиной дивизии был лекарь Базаров?
– Кажется, был.
– Точно, точно. Так этот лекарь его отец. Гм! – Павел Петрович повел усами. – Ну, а сам господин Базаров, собственно, что такое? – спросил он с расстановкой.
– Что такое Базаров? – Аркадий усмехнулся. – Хотите, дядюшка, я вам скажу, что он собственно такое?
– Сделай одолжение, племянничек.
– Он нигилист.
– Как? – спросил Николай Петрович, а Павел Петрович поднял на воздух нож с куском масла на конце лезвия и остался неподвижен.
– Он нигилист, – повторил Аркадий.
– Нигилист, – проговорил Николай Петрович. – Это от латинского nihil, ничего, сколько я могу судить; стало быть, это слово означает человека, который... который ничего не признает?
– Скажи: который ничего не уважает, – подхватил Павел Петрович и снова принялся за масло.
– Который ко всему относится с критической точки зрения, – заметил Аркадий.
– А это не все равно? – спросил Павел Петрович.
– Нет, не все равно. Нигилист – это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип.
– И что ж, это хорошо? – перебил Павел Петрович.
– Смотря как кому, дядюшка. Иному от этого хорошо, а иному очень дурно.
– Вот как. Ну, это, я вижу, не по нашей части. Мы, люди старого века, мы полагаем, что без принсипов (Павел Петрович выговаривал это слово мягко, на французский манер, Аркадий, напротив, произносил "прынцип", налегая на первый слог), без принсипов, принятых, как ты говоришь, на веру, шагу ступить, дохнуть нельзя. Vous avez change tout cela {Вы все это изменили (франц.).}, дай вам Бог здоровья и генеральский чин, а мы только любоваться вами будем, господа... как бишь?
– Нигилисты, – отчетливо проговорил Аркадий.
– Да. Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты. Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве; а теперь позвони-ка, пожалуйста, брат, Николай Петрович, мне пора пить мой какао.
Николай Петрович позвонил и закричал: "Дуняша!" Но вместо Дуняши на террасу вышла сама Фенечка. Это была молодая женщина лет двадцати трех, вся беленькая и мягкая, с темными волосами и глазами, с красными, детски пухлявыми губками и нежными ручками. На ней было опрятное ситцевое платье; голубая новая косынка легко лежала на ее круглых плечах. Она несла большую чашку какао и, поставив ее перед Павлом Петровичем, вся застыдилась: горячая кровь разлилась алою волной под тонкою кожицей ее миловидного лица. Она опустила глаза и остановилась у стола, слегка опираясь на самые кончики пальцев. Казалось, ей и совестно было, что она пришла, и в то же время она как будто чувствовала, что имела право прийти.
Павел Петрович строго нахмурил брови, а Николай Петрович смутился.
– Здравствуй, Фенечка, – проговорил он сквозь зубы.
– Здравствуйте-с, – ответила она негромким, но звучным голосом и, глянув искоса на Аркадия, который дружелюбно ей улыбался, тихонько вышла. Она ходила немножко вразвалку, но и это к ней пристало.
На террасе в течение нескольких мгновений господствовало молчание. Павел Петрович похлебывал свой какао и вдруг поднял голову.
– Вот и господин нигилист к нам жалует, – промолвил он вполголоса.
Действительно, по саду, шагая через клумбы, шел Базаров. Его полотняное пальто и панталоны были запачканы в грязи; цепкое болотное растение обвивало тулью его старой круглой шляпы; в правой руке он держал небольшой мешок; в мешке шевелилось что-то живое. Он быстро приблизился к террасе и, качнув головою, промолвил:
– Здравствуйте, господа; извините, что опоздал к чаю, сейчас вернусь; надо вот этих пленниц к месту пристроить.
– Что это у вас, пиявки? – спросил Павел Петрович.
– Нет, лягушки.
– Вы их едите или разводите?
– Для опытов, – равнодушно проговорил Базаров и ушел в дом.
– Это он их резать станет, – заметил Павел Петрович, – в принсипы не верит, а в лягушек верит.
Аркадий с сожалением посмотрел на дядю, и Николай Петрович украдкой пожал плечом. Сам Павел Петрович почувствовал, что сострил неудачно, и заговорил о хозяйстве и о новом управляющем, который накануне приходил к нему жаловаться, что работник Фома "либоширничает" и от рук отбился. "Такой уж он Езоп, – сказал он между прочим, – всюду протестовал себя дурным человеком; поживет и с глупостью отойдет".
Краткое содержание "Отцы и дети" - романа, написанного Иваном Сергеевичем Тургеневым в 1862 году, понадобится вам, если нужно быстро познакомиться с сюжетом для сдачи экзамена. Также им могут воспользоваться люди, которые просто хотят познакомиться с творением великого классика, не тратя на это много времени. Итак, Тургенев, "Отцы и дети": краткое содержание, по главам не разбитое.
Начало романа
В первой сцене Николай Петрович Кирсанов - немолодой помещик средней руки - ждёт на постоялом дворе приезда своего сына Аркадия, который не так давно окончил университет. Кирсанов воспитывал сына один, поскольку мать Аркадия скончалась, когда тот был ещё совсем маленьким. Аркадий приезжает, однако он не один. С ним компаньон - стройный высокий молодой человек, представившийся Евгением Васильевичем Базаровым. Он решает остаться у Кирсановых и погостить некоторое время.
Немного о Тургеневе
Отвлекаясь, скажем, что это довольно увлекательная книга - "Отцы и дети". Тургенев (краткое содержание этого, к сожалению, не отразит) был замечательным писателем. Благодаря его творчеству были подняты важные проблемы, которые актуальны до сих пор.
Основной конфликт
Итак, продолжим излагать краткое содержание "Отцы и дети" - книги, ставшей для многих любимой. На первых порах у отца и сына отношения не клеились, тем более что Аркадия смущала Фенечка - сожительница отца, имеющая от него ребёнка. Аркадий обращался к Николаю Петровичу снисходительно, и это было неприятно отцу. Дома наши герои встречаются с Павлом Петровичем - дядей Аркадия. Отношения у Базарова и Павла Петровича не сложились. Уже на следующее утро у них вышла ссора. Базаров, известный нигилист, утверждает, что химия важнее искусства. Он за практический результат и даже гордится тем, что у него нет "художественного смысла". Кирсанова раздражает Базаров, и он обрушивается на него с критикой нигилизма - того, что существует в "пустоте". Однако противник умело парирует ему. Николай Петрович же успокаивает себя тем, что они, старики, просто отстали от жизни и не понимают взглядов молодёжи.
Поездка в город
Друзья знакомятся в губернском городе, куда они отправились на следующий день, с красоткой Одинцовой. К ней Базаров начал испытывать живой интерес, пускай и циничный. Однако потом его охватывает подлинно романтическое чувство. Раньше он не знал его в себе. Одинцова же отвергает его ухаживания, и Базаров решает уехать к своим отцу и матери. Те в нём души не чают, но вскоре он решает вернуться к Кирсановым, поскольку у родителей ему было слишком скучно.
Смерть Базарова
Приехав в имение, Базаров случайно встречается с Фенечкой и целует её. Увидевший это Павел Петрович глубоко оскорблён, поскольку Фенечка напоминает ему его первую любовь. Мужчины стреляются, Базаров ранит Кирсанова, но тут же оказывает ему помощь, будучи врачом. Он порывает с Аркадием, поскольку чувствует себя чужим в этой семье. Евгений уезжает к родителям и вскоре получает смертельное заражение крови после вскрытия трупа тифозного больного.
Финал романа
Теперь у каждого своя жизнь - Аркадий поднимает имение, а его отец живет в Дрездене с молодой женой. И только на могилу Базарова приходят два старичка - его родители, чтобы оплакать безвременно ушедшего сына.